«Пена дней» и другие истории - Борис Виан
Шрифт:
Интервал:
– Итак, – заключил месье Перль, – благодарю вас, вам вон туда.
Он указал пальцем на поворот аллеи.
– До свидания? – сказал Вольф.
– Не думаю, – сказал месье Перль. – Удачи.
– Спасибо, – сказал Вольф.
Поглядев, как старик заворачивается в свою бороду и с удобством располагается на белокаменной скамье, Вольф направился к повороту аллеи. Вопросы месье Перля пробудили в нем тысячи лиц, тысячи дней, они плясали у него в голове, словно огни безумного калейдоскопа.
А затем, одним махом, – мрак.
Глава XVII
Ляписа била дрожь. С размаху опустился вечер, густой и ветреный, и небо воспользовалось этим, чтобы сблизиться с землей, вялые угрозы которой оно вынашивало. Вольф все не возвращался, и Ляпис подумывал, не пора ли ему отправляться на его поиски. Быть может, Вольф обидится. Он подошел к мотору, чтобы немного обогреться, но мотор едва грел.
Уже несколько часов, как в пушистой вате теней растаяли стены Квадрата, и было видно, как неподалеку мигают красные глаза дома. Должно быть, Вольф предупредил Лиль, что вернется поздно, и, несмотря на это, Ляпис с минуты на минуту ожидал появления крохотного огонька штормового фонаря.
Поэтому он оказался не готов и был захвачен врасплох, когда в темноте появилась одинокая Хмельмая. Он узнал ее, когда она была уже совсем рядом, и рукам его стало жарко. Податливая и гибкая, как лиана, она дала себя обнять. Он погладил ее точеную шею, он прижал ее к себе и, полузакрыв глаза, забормотал слова литаний, но вдруг она почувствовала, как он сжался, окаменел.
Как зачарованный Ляпис уставился на стоявшего рядом бледнолицего человека в темной одежде, который тоже их разглядывал. Рот прочерчивал его лицо черной поперечиной, а глаза глядели, казалось, откуда-то издалека. У Ляписа перехватило дыхание. Для него было невыносимо, чтобы кто-то слушал, что он говорит Хмельмае. Он отстранился от нее, и костяшки его пальцев побелели.
– Что вам угодно? – выдавил он из себя.
Не глядя, он почувствовал удивление девушки и на долю секунды повернулся к ней. Удивление, полуулыбка удивления. И по-прежнему никакой тревоги. Когда же он снова взглянул на человека, никого уже не было. Дрожь вновь охватила Ляписа, холод жизни выстужал ему сердце. Так он и стоял рядом с Хмельмаей, подавленный, постаревший. Они не промолвили ни слова. Улыбка исчезла с губ Хмельмаи. Обвив тонкой рукой шею Ляписа, она ласкала его, как ребенка, поглаживая и почесывая за ухом ровно подрезанную кромку волос.
В этот миг раздался глухой стук каблуков о землю, и рядом с ними тяжело рухнул Вольф. Он так и остался на коленях, сгорбившись, без сил, сжав голову руками. На щеке у него красовался большой черный подтек, густой и липкий, словно чернильный крест на плохой контрольной; его изболевшиеся пальцы из последних сил стискивали друг друга.
Забыв о своем собственном наваждении, Сапфир расшифровывал на теле Вольфа следы иных напастей. Ткань защитного обмундирования, будто жемчужинками, сверкала микроскопическими капельками на осевшем, как труп, у подножия машины теле.
Хмельмая отстранилась от Сапфира и подошла к Вольфу. Она взяла в свои теплые пальцы кисти его рук и, не пытаясь их разъединить, дружески пожала. В то же время она говорила певучим, обволакивающим голосом, она уговаривала его вернуться в дом, где тепло, где на столе большой круг света, где его ждет Лиль; и Сапфир нагнулся к Вольфу и помог ему подняться. Шаг за шагом они отвели его в тень. Вольф шел с трудом. Он чуть волочил правую ногу, опираясь рукой на плечо Хмельмаи. С другой стороны его поддерживал Сапфир. Они шли, не говоря ни слова. Из глаз Вольфа на кровавую траву перед ними падал холодный, злобный свет; оставляемый его двойным лучом легкий след с каждой секундой слабел у них на глазах; когда они добрались до дверей дома, тяжелая муть ночи сомкнулась над ними.
Глава XVIII
Сидя перед трельяжем, облаченная в легкий пеньюар Лиль приводила в порядок свои ногти. Последние три минуты они вымачивались в декальцинированном соке наперстянки, чтобы размягчить кутикулу и сфазировать луночки ногтей в первую четверть. Она тщательно подготовила крохотную клетку с выдвижным поддоном, в которой двое специализированных жесткокрылых точили мандибулы в предвкушении момента, когда их доставят на место работы и дадут задание по устранению кожи. Подбодрив их в подходящих выражениях, Лиль поставила клетку на ноготь большого пальца и потянула за скобочку. Удовлетворенно замурлыкав, воодушевляемые болезненным соперничеством насекомые принялись за работу. Под быстрыми ударами первого кожа превращалась в мелкий порошок, тогда как второй с тщанием занимался отделочными работами – подчищал, сглаживал края, заостренные его меньшим напарником.
В дверь постучали, вошел Вольф. Он почистился и побрился, хорошо выглядел, но был чуть бледноват.
– Могу я поговорить с тобой, Лиль? – спросил он.
– Давай, – сказала она, освобождая ему место на обитом стеганым сатином диванчике.
– Я не знаю о чем, – сказал Вольф.
– Да не важно, – сказала Лиль. – Все равно много мы никогда не разговариваем… Ты без труда что-нибудь подыщешь. Что ты видел в своей машине?
– Я пришел вовсе не для того, чтобы тебе об этом рассказывать, – возразил Вольф.
– Конечно, – сказала Лиль. – Но ты же все-таки предпочитаешь, чтобы я об этом спросила.
– Я не могу тебе ответить, – сказал Вольф, – потому что это неприятно.
Лиль переправила клетку с большого пальца на указательный.
– Не воспринимай эту машину так трагически, – сказала она. – Это же, как-никак, был не твой почин.
– Вообще, – сказал Вольф, – когда жизнь проходит поворотный пункт, он ею не предусматривается.
– Ведь твоя машина, – сказала Лиль, – опасна.
– Нужно помещать себя в опасную или довольно-таки безнадежную ситуацию, – сказал Вольф. – Это замечательно – при условии, правда, что делается это чуть-чуть нарочито, как в моем случае.
– Почему же это лишь чуть-чуть нарочито? – сказала Лиль.
– Эта малость нужна, чтобы отвечать себе, если становится страшно, – сказал Вольф, – «я этого и искал».
– Ребячество, – сказала Лиль.
Клетка перепорхнула с указательного пальца на средний. Вольф разглядывал жесткокрылых грызунов.
– Все, что не является ни цветом, ни запахом, ни музыкой, – сказал он, загибая палец за пальцем, – все это – ребячество.
– А женщина? – возразила Лиль. – Жена?
– Женщина, следовательно, нет, – сказал Вольф, – она ведь как минимум включает в себя всю эту троицу.
Они на мгновение замолчали.
– Ну, ты совсем воспарил в до жути высшие сферы, – сказала Лиль. – Есть, конечно, средство вернуть тебя на землю, но мне жаль своих ногтей, я боюсь, что все мои труды пойдут насмарку. Так что пойди прогуляйся с Ляписом. Захвати с собой деньги и ступайте вдвоем, развейтесь, это
Поделиться книгой в соц сетях:
Обратите внимание, что комментарий должен быть не короче 20 символов. Покажите уважение к себе и другим пользователям!